СЛУЧАЙ С ЕВСЕЙКОЙ

Максим Горький

     Однажды маленький мальчик Евсейка, — очень хороший человек! — сидя на берегу моря, удил рыбу. Это очень скучное дело, если рыба, капризничая, не клюет. А день был жаркий: стал Евсейка со скуки дремать и — бултых! — свалился в воду.
      Свалился, но ничего, не испугался и плывет тихонько, а потом нырнул и тотчас достиг морского дна.
      Сел на камень, мягко покрытый рыжими водорослями, смотрит вокруг — очень хорошо!
    Ползет не торопясь алая морская звезда, солидно ходят по камням усатые лангусты, боком-боком двигается краб; везде на камнях, точно крупные вишни, рассеяны актинии, и всюду множество всяких любопытных штук: вот цветут-качаются морские лилии, мелькают, точно мухи, быстрые креветки, вот тащится морская черепаха, и над ее тяжелым щитом играют две маленькие зеленые рыбешки, совсем как бабочки в воздухе, и вот по белым камням везет свою раковину рак-отшельник. Евсейка, глядя на него, даже стих вспомнил:
       Дом, — не тележка у дядюшки Якова...
       И вдруг слышит над головою у него точно кларнет запищал:
       — Вы кто такой?
      Смотрит - над головою у него огромнейшая рыба в сизо-серебряной чешуе, выпучила глаза и, оскалив зубы, приятно улыбается, точно ее уже зажарили и она лежит на блюде среди стола.
       — Это вы говорите? — спросил Евсейка.
       — Я-а...
       Удивился Евсейка и сердито спрашивает:
        — Как же это вы? Ведь рыбы не говорят!
      А сам думает: «Вот так раз! Немецкий я вовсе не понимаю, а рыбий язык сразу понял! Ух, какой молодчина!»
  И, приосанясь, оглядывается: плавает вокруг него разноцветная игривая рыбешка и — смеется, разговаривает:
       — Глядите-ка! Вот чудище приплыло: два хвоста!
       — Чешуи — нет, фи!
       — И плавников только два!
       Некоторые, побойчее, подплывают прямо к носу и дразнятся:
       — Хорош-хорош!
       Евсейка обиделся: «Вот нахалки! Будто не понимают, что перед ними настоящий человек...»
     И хочет поймать их, а они, уплывая из-под рук, резвятся, толкают друг друга носами в бока и поют хором, дразня большого рака:
                           Под камнями рак живет,
                           Рыбий хвостик рак жует.
                           Рыбий хвостик очень сух,
                           Рак не знает вкуса мух.
       А он, свирепо шевеля усами, ворчит, вытягивая клешни:
       — Попадитесь-ка мне, я вам отстригу языки-то!
       «Серьезный какой», — подумал Евсейка.
        Большая же рыба пристает к нему:
        — Откуда это вы взяли, что все рыбы — немые?
        — Папа сказал.
        — Что такое — папа?
        — Так себе... Вроде меня, только — побольше, и усы у него. Если не сердится, то очень милый...
        — А он рыбу ест?
       Тут Евсейка испугался: скажи-ка ей, что ест!
     Поднял глаза вверх, видит сквозь воду мутно-зеленое небо и солнце в нем, желтое, как медный поднос; подумал мальчик и сказал неправду:
        — Нет, он не ест рыбы, костлявая очень...
        — Однако — какое невежество! — обиженно вскричала рыба. — Не все же мы костлявые! Например — мое семейство...
        «Надо переменить разговор», — сообразил Евсей и вежливо спрашивает:
        — Вы бывали у нас наверху?
        — Очень нужно! — сердито фыркнула рыба. — Там дышать нечем...
        — Зато — мухи какие...
        Рыба оплыла вокруг него, остановилась прямо против носа, да вдруг и говорит:
        — Мух-хи? А вы зачем сюда приплыли?
         «Ну, начинается! — подумал Евсейка. — Съест она меня, дура!..»
          И, будто бы беззаботно, ответил:
          — Так себе, гуляю...
          — Гм? — снова фыркнула рыба. — А может быть, вы- уже утопленник?
          — Вот еще! — обиженно крикнул мальчик. — Нисколько даже. Я вот сейчас встану и...
      Попробовал встать, а не может, точно его тяжелым одеялом окутали — ни поворотиться, ни пошевелиться!
         «Сейчас я начну плакать», — подумал он, но тотчас же сообразил, что плачь не плачь, в воде слез не видно, и решил, что не стоит плакать, — может быть, как-нибудь иначе удастся вывернуться из этой неприятной истории.
           А вокруг — господи! — собралось разных морских жителей — числа нет!
           На ногу взбирается голотурия, похожая на плохо нарисованного поросенка, и шипит:
           — Желаю с вами познакомиться поближе...
           Дрожит перед носом морской пузырь, дуется, пыхтит, — укоряет Евсейку:
           — Хорош-хорош! Ни рак, ни рыба, ни моллюск, ай-я-яй!
        — Погодите, я, может, еще авиатором буду, — говорит ему Евсей, а на колени его влез лангуст и, ворочая глазами на ниточках, вежливо спрашивает:
            — Позвольте узнать, который час?
       Проплыла мимо сепия, совсем как мокрый носовой платок: везде мелькают сифонофоры, точно стеклянные шарики, одно ухо щекочет креветка, другое — тоже щупает кто-то любопытный, даже по голове путешествуют маленькие рачки, запутались в волосах и дергают их.
            «Ой, ой, ой!» — воскликнул про себя Евсейка, стараясь смотреть на всё беззаботно и ласково, как папа, когда он виноват, а мамаша сердится на него.
          А вокруг в воде повисли рыбы — множество! — поводят тихонько плавниками и, вытаращив на мальчика круглые глаза, скучные, как алгебра, бормочут:
           Как он может жить на свете без усов и чешуи?
           Мы бы, рыбы, не могли бы раздвоить хвосты свои!
           Не похож он ни на рака, ни на нас — весьма во многом!
           Не родня ли это чудо безобразным осьминогам?
          «Дуры! — обиженно думает Евсейка. — У меня по русскому языку в прошлом году две четверки было...»
         И делает такой вид, будто он ничего не слышит, даже хотел беззаботно посвистеть, — но — оказалось — нельзя: вода лезет в рот, точно пробка.
            А болтливая рыба всё спрашивает его:
            — Нравится вам у нас?
           — Нет... то есть — да, нравится!.. У меня дома... тоже очень хорошо, ответил Евсей и снова испугался:
            «Батюшки, что я говорю?! Вдруг она рассердится, и начнут они меня есть...»
             Но вслух говорит:
             — Давайте как-нибудь играть, а то мне скучно...
         Это очень понравилось болтливой рыбе, она засмеялась, открыв круглый рот так, что стали видны розовые жабры, виляет хвостом, блестит острыми зубами и старушечьим голосом кричит:
             — Это хорошо — поиграть! Это очень хорошо — поиграть!
             — Поплывемте наверх! — предложил Евсей.
             — Зачем? — спросила рыба.
             — А вниз уже нельзя ведь! И там, наверху, — мухи.
             — Мух-хи! Вы их любите?
             Евсей любил только маму, папу и мороженое, но ответил:
             — Да...
          — Ну что ж? Поплывем! — сказала рыба, перевернувшись головой вверх, а Евсей тотчас цап ее за жабры и кричит:
              — Я — готов!
              — Стойте! Вы, чудище, слишком засунули свои лапы в жабры мне...
              — Ничего!
              — Как это — ничего? Порядочная рыба не может жить не дыша.
              — Господи! — вскричал мальчик. — Ну, что вы спорите всё? Играть так играть...
              А сам думает: «Лишь бы только она меня немножко подтащила наверх, а там уже я вынырну».
             Поплыла рыба, будто танцуя, и поет во всю мочь:
                                   Плавниками трепеща,
                                   И зубаста да тоща,
                                   Пищи на обед ища,
                                   Ходит щука вкруг леща!
             Маленькие рыбёшки кружатся и хором орут:
                                   Вот так штука!
                                   Тщетно тщится щука
                                   Ущемить леща!
                                   Вот так это — штука!
        Плыли, плыли, чем выше — тем всё быстрее и легче, и вдруг Евсейка почувствовал, что голова его выскочила на воздух.
            — Ой!
        Смотрит — ясный день, солнце играет на воде, зеленая вода заплескивает на берег, шумит, поет. Евсейкино удилище плавает в море, далеко от берега, а сам он сидит на том же камне, с которого свалился, и уже весь сухой!
            — Ух! — сказал он, улыбаясь солнцу, — вот я и вынырнул.